|
Алена Владимирская: Куда пойти работать бывшему председателю правления банка? |
|
С удивлением прочитала на Банки.ру историю бывшего главы банка, который после увольнения оказался еще и должен работодателю по потребительскому кредиту. Насколько реальна такая ситуация и где найти работу бывшим руководителям банков в кризис?
Ситуация с Соверен Банком выглядит довольно мутной. Председатель правления банка, оставшийся ни с чем, — это очень странно. Топ-менеджер всегда понимает, когда его хотят убрать: он, в отличие от рядовых сотрудников, владеет всей информацией о компании. Он в курсе как внешней обстановки (будет или не будет санация, как это будет происходить), так и внутренней — знает все про отношения с акционерами. Не бывает такого, что желание акционеров уволить председателя правления является для него тайной. Изменение тона и отношения всегда заметно: и по характеру переписки, и в непосредственном диалоге. В первую очередь отношения с акционерами зависят от того, как вы выполняете задачи. Меня эта история пугает: если себя так ведет председатель правления, в этот банк деньги нести нельзя. Мы, конечно, не владеем всей ситуацией и не очень понимаем, как все было на самом деле. Но в любом случае человек ушел либо по сокращению, либо по соглашению сторон. Если ушел по сокращению, ему должны выплатить три или четыре оклада в момент увольнения. В этом случае вообще никаких разночтений быть не может. Если человек ушел по соглашению, в нем должно быть прописано, что стороны договорились и претензий друг к другу не имеют. Если вас ущемляют — не соглашайтесь, вот и все. Если председатель правления настолько недальновиден и юридически безграмотен, что не защитил даже себя, то как он нас-то должен защищать с нашими вкладами? Если человек честно описывает ситуацию, а не просто, допустим, закончился контракт и его не пролонгировали (тогда ему положен только расчет по отпускным), невыплата компенсации — это нарушение. Что касается проблем с трудоустройством, действительно, сейчас в банковской отрасли все очень тяжело. Найти работу, особенно бывшему председателю правления, сложно. Он находится между молотом и наковальней: с одной стороны, в стране вообще спад экономики, а с другой — идет санация банковской системы. В результате свободных кадров на рынке много, а вакансий мало. Но по практике «Антирабства» мы не видим каких-то необыкновенных проблем с трудоустройством топ-менеджеров банков: трудности есть, но отрасль живет в этой ситуации уже больше года, поэтому все управленцы внутренне готовятся. Как они готовятся? Во-первых, у всех топ-менеджеров есть сбережения. Честно скажу, ни одного банкира без сбережений я не встречала. Люди понимают, что они могут прожить некоторое время на этих сбережениях, и выбирают в основном между двумя путями. Первый путь — уехать учиться за границу и получить MBA. Причем едут туда не столько за знаниями, сколько за новыми связями и знакомствами. Зарубежные MBA дают большие возможности для нетворкинга, так что после окончания есть вероятность найти работу не только в России. Второй путь — активно инвестировать в стартапы, чем, скорее всего, уже пробовали заниматься. Банкиры всегда владели информацией о состоянии бизнеса, поэтому вкладывали в бизнесы с хорошим потенциалом роста. Сейчас многие уходят в компании, куда раньше инвестировали: выступают в качестве менторов, работают за долю, входят в совет директоров, становятся акционерами. С помощью своих прошлых связей инвесторы из банковской среды могут быстро вырастить бизнес и продать его. Тут главный ресурс — толстая записная книжка с полезными контактами. Небольшая часть банкиров уходит в государственные и окологосударственные компании. Госкомпании ищут новые кадры, потому что их тоже сейчас колбасит: импортозамещение, уменьшение бюджетных отчислений, кассовые разрывы. Госкомпании ищут очень опытных финансовых управленцев, которые помогут облегчить ситуацию. С распростертыми объятиями бывших банковских топов ждут в сфере промышленности, в агросекторе и на госслужбе. Конечно, часть людей по-прежнему перекупают другие банки. Но эти люди устраиваются не по объявлению. Тут огромную роль играет репутация: если хороший банкир по какой-то причине освобождается, его тут же забирают в другое место. Еще сейчас очень востребованны специалисты по фандрайзингу — люди, которые умеют привлекать деньги и знают, где их искать. Поэтому в бывших банковских сотрудниках и финансистах заинтересованы культурные институции. Например, большие музеи, организаторы фестивалей, образовательные проекты, урбанисты, благотворительные организации. Они как раз рассчитывают на толстую записную книжку: вряд ли сейчас возможно получить финансирование у абсолютно незнакомого человека или организации, а банкир будет пользоваться своими знакомствами. У него есть контакты, через которые можно зайти к нужным людям. Еще раз хочу подчеркнуть, что история с оставшимся без денег председателем правления кажется мне очень странной — видимо, там зарыт глубокий конфликт. Банкир, который не знал, что его уволят, не смог отдать или структурировать кредит в собственном банке, пока он там работал, — это что-то из ряда вон выходящее. Так что, скорее всего, в этом деле кто-то что-то не договаривает. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции Read Full Article |
|
Максим Осадчий: Заем с огоньком |
|
На рынке потребительского кредита (займа) создалась абсурдная ситуация: ставки на рынке банковского кредита ограничиваются существенно жестче, чем на рынке микрофинансовых займов. В результате прозрачный и зарегулированный рынок банковского потребительского кредита сжимается, а непрозрачный, слаборегулируемый и криминализированный рынок микрофинансовых займов распухает.
Закон «О потребительском кредите (займе)» ввел ростовщические ставки процента — ограничил значение полной стоимости потребительского кредита (ПСК). Основной целью законодателей при введении этих ограничений являлось охлаждение перегретого рынка потребительского кредита. Кроме того, налицо и забота о населении — ограничение лихоимства проклятых ростовщиков. Однако, как говорил незабвенный Виктор Степанович Черномырдин, «хотели как лучше, получилось как всегда». Дело в том, что на рынке потребительского кредита (займа) действуют одновременно и банки, и МФО. Продукт у них одинаковый, только называется по разному: у банков — кредиты, у МФО — займы. Продукт-то одинаковый, но регулируется по-разному. В итоге максимальные ставки у банков существенно ниже, чем у МФО. Например, предельное значение ПСК по потребительским микрозаймам без обеспечения до одного месяца и до 30 тыс. рублей во II квартале 2016 года составляет 806,95% годовых, а по потребительским кредитам до 30 тыс. рублей без залога до одного года (эта категория включает, разумеется, и срок до одного месяца) — 47,26% годовых. Почувствуйте разницу! Кстати, было бы крайне интересно услышать мнение ФАС по поводу этой дискриминации. Получается, что ограничения цен на один и тот же товар могут отличаться в десятки раз для разных категорий продавцов. Разумеется, это несправедливо, но справедливость — категория не юридическая. Что еще хуже, такая дискриминация продавцов ведет к ухудшению положения потребителей. Из-за ограничения ставок банки вынуждены отказывать тем заемщикам, которых они бы согласились прокредитовать по более высокой ставке. «Лишенцы» вынуждены обращаться за деньгами уже к МФО с их грабительскими ставками. В результате копеечные займы превращаются в неподъемные долги, заемщики попадают в лапы коллекторов. Причем если банки следят за своей репутацией и не обращаются к услугам совсем уж отмороженных коллекторов, то МФО такой щепетильностью явно не страдают. Так, в конце января на всю страну прогремел коллектор из Ульяновска Дмитрий Ермилов, бывший полицейский. Он бросил коктейль Молотова в дом заемщика МФО «РосДеньги», попал в кровать, где спал двухлетний ребенок. Ребенка чуть не сожгли заживо из-за займа в 4 тыс. рублей. Заемщик, дедушка ребенка, выплатил МФО в погашение этого займа 24 тыс. рублей. Когда у старика потребовали еще 40 тыс. рублей, он отказался платить. Закон «О потребительском кредите (займе)» способствует охлаждению, сжатию банковского рынка потребительского кредита и, напротив, разогреву, экспансии рынка микрофинансовых займов. Кроме того, такая дискриминация создает стимулы для банков создавать карманные МФО. За первое полугодие 2015 года рынок необеспеченных потребительских ссуд сжался на 8,1%, тогда как, по данным «Эксперт РА», портфель микрозаймов МФО вырос на 10%. А на 1 декабря 2015 года рынок необеспеченных потребительских ссуд сжался за 12 месяцев на 12,4%. Разумно было бы устранить дискриминацию на рынке потребительского кредита (займа): ограничения и для банков, и для МФО по кредитам (займам) с одинаковыми потребительскими свойствами должны быть одинаковыми. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
Read Full Article |
|
|
Евгения Абрамович: Займем валюту — обвалим валюту |
|
На днях Министерство финансов РФ впервые с сентября 2013 года разослало 25 банкам, в том числе западным, предложения по размещению российских евробондов. Впервые после введения санкций за присоединение Крыма и войну в Донбассе Россия попытается занять деньги на международных финансовых рынках. Но эти деньги нужны не только государству, в них нуждаются также банки и компании. Как внешние корпоративные заимствования могут повлиять на курс рубля? Прошлогодние дебаты между представителями банковской общественности и Банком России закончились тремя простыми выводами. «Базель III» внедряется без промедления, так как это поможет рейтингам банков, что полезно при внешних заимствованиях. Регулятивные процедуры смягчаться не будут, поскольку на дворе кризис, а в кризис каждый старается заработать как может, да и капитал из страны утекает (причем валютный). Предпосылок к снижению учетной ставки нет и не ожидается, так что дешевых кредитов не будет. ЦБ нужно беречь резервы, расширения инструментов РЕПО не предвидится. Внешний корпоративный долг снизился на 35 млрд (с 61 млрд), так что явной потребности в валютной ликвидности из резервов ЦБ рынок не испытывает Нужны деньги, а по текущей ставке занимать дорого? Работайте с населением и бизнесом. Нужно много денег? Ныне закрытые западные рынки капитала вам в помощь. С одной стороны, ЦБ, конечно, прав – российская банковская система уже не раз убедительно доказывала, что в кризис излишней жесткости в отношении кредитных организаций не бывает. Снижение требований к банкам может привести к самым различным последствиям, вплоть до банкротства ряда малых и средних банков, очередей за депозитами и либо новой докапитализации АСВ, денег на которую особо нет, либо к санации со стороны других банков, которые закончили 2015 год не слишком впечатляюще: убыточными по итогам года оказалось более четверти банков, а из первых топ-50 – почти половина. С другой стороны, динамика ухудшения рыночной конъюнктуры банковского сектора превосходит все ожидания. Совокупный кредитный портфель к концу 2015 года снизился почти в полтора раза, с более чем 47 трлн рублей до менее чем 35 трлн, общая стоимость активов крупных банков в целом показала положительную динамику (активы топ-5 банков выросли на 4,26%, топ-30 – аж на 14,63%), однако основная масса кредитных организаций, напротив, «сжалась». Дело тут не только в девяти десятках отозванных лицензиях, которыми запомнится 2015 год, дело в рынке – «малым» банкам все сложнее конкурировать за клиента и выполнять требования по капиталу, приходится становиться меньше. Правда, несколько подросла совокупная депозитная база – с 35,5 трлн до 39,5 трлн рублей. Связано это, впрочем, не с ростом денежных средств у компаний и физических лиц, а с потерей веры в другие средства сбережения, помимо банковских депозитов и валютного рынка (объемы торгов валютными парами на ММВБ с участием рубля как были в районе 20–22 млрд долларов в день, так и остались). Понятно, что плановое сжатие банковской системы – лучше, чем внеплановое обрушение. Однако не совсем понятно стремление подготовить ее к новым заимствованиям за рубежом. За весь 2015 год фактов привлечения иностранных средств совсем немного, самым значительным из них является выпуск евробондов Альфа-Банка, продавшего более 40% своих ценных бумаг иностранным инвесторам на общую сумму в 500 млн долларов под 5% годовых. К слову сказать, это размещение стало самым успешным за весь год. Однако это скорее исключение, чем правило: в 2015 году, когда падение ВВП еще не было ниже прогнозов, а нефть еще не стоила в районе 30 долларов за баррель, российский рынок уже был малопривлекательным для иностранных финансовых структур. Судя по началу 2016 года, он стал для них еще менее перспективным, и вряд ли стоит ждать западных кредиторов до лета, когда Всемирный банк прогнозировал внезапный рост цен на нефть и экономический подъем страны. Стало быть, пытаться занимать за рубежом в настоящее время – дело дорогое и рискованное. Это подтверждается и недавним заявлением МКБ, единственного российского банка, в планах которого было размещение евробондов в начале 2016 года, о том, что рынок евробондов пока для российских компаний закрыт. Однако, принимая во внимание зависимость динамики российских евробондов от котировок нефти, можно предположить, что если цены на нефть зафиксируются на долгий срок, то рынок евробондов для российских банков снова откроется. Вероятность того, что ряд крупных игроков – в том числе и ВЭБ, которому в этом году нужно выплатить порядка 3 млрд долларов внешнего долга – начнет пользоваться этим инструментом привлечения, достаточно высока. Впрочем, российской национальной валюте это принесет скорее горе, чем радость. Рост валютной ликвидности, по логике вещей, должен укрепить курс рубля и насытить рынок иностранной валютой. Первый месяц так и будет – российские ценные бумаги банков традиционно предоставляют хорошую доходность (в среднем порядка 13%), поэтому при стабилизации цен на главный национальный продукт, скорее всего, со спросом проблем не будет. В дальнейшем же рубль ждет очередное падение по двум основным причинам: повышение доходности и отсутствие механизмов размещения, помимо валютного рынка. Принимая во внимание динамику роста портфеля кредитования и по факту отсутствия серьезных инвестиционных проектов, открытых для частных банков, привлеченные средства однозначно сразу же окажутся на валютном рынке, что в течение месяца, когда рынок привыкнет к возросшему объему валютной ликвидности, приведет к уже реальному повторению конца 2014 года, когда рубль за месяц потерял порядка 20% своей стоимости. В этот раз сомнений в причинах девальвации рубля не будет, а механизмов противодействия, кроме массированных валютных интервенций ЦБ, не останется. Так что пока российская экономика не блещет ростом, а российский инвестиционный рынок стоит, зарубежные заимствования однозначно обойдутся Банку России дороже, чем валютные РЕПО. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции Read Full Article |
|
Игорь Моисеев: Финансовая пирамида наоборот |
|
К страховщикам у меня есть личная просьба: сделайте что-нибудь не за счет клиентов, а для них. Пока большинство из того, что вы делаете для клиентов, им не нужно. А когда действительно нужно — не делаете. Мы же все знаем, что при какой-нибудь крупной катастрофе (например, с пассажирскими авиалайнерами), когда новость становится топовой и продолжает тиражироваться и обновляться в течение недели, первыми на беду, как правило, откликаются страховщики. Они скрупулезно подсчитывают сумму компенсаций и сообщают о ней всему миру. А почему это происходит? Да потому, что в России может быть (и, как правило, бывает) по-другому. И обыватели настолько привыкли, что их могут обмануть за их же деньги, что новость о том, что кого-то не обманули, уже воспринимается позитивно. Это, кстати, относится не только к страховщикам, но и ко многим другим сферам. Гарантия исполнения бизнесом своих обязательств (в том случае, если есть хотя бы малейшая зацепка, чтобы обязательства не исполнять) — это максимальная публичность. Если на клиенте сконцентрировалось общественное мнение, особенно сочувственное или просто благожелательное, ты можешь за потраченный рубль купить пиара на сто рублей. Эту особенность знает любой пиарщик. Ну и окружающие тоже не совсем дураки. Наверное, именно поэтому методом «от противного», когда компания явно делает пиар на общественном интересе, ее подозреваешь в том, что в обычной ситуации она за копейку удавится и подметки режет на ходу. Короче — использует любую возможность, чтобы не фиксировать страховой случай. С точки зрения, прошу прощения, «лавочного» бизнеса борьба за каждый рубль — это правильно. Если не будешь, в соответствии с заветами Остапа Бендера, воспринимать каждый рубль в чужих руках (а тем более свой, который нужно отдать в результате страхового случая в чужие руки) как оскорбление, можно впасть в альтруизм и закончить жизнь в счастливой нищете. Зато с точки зрения бизнеса социально ответственного (и в сказках мораль нас тому же учит) чем больше ты будешь тратить на других, тем больше к тебе вернется. Этакая финансовая пирамида наоборот получается. Но зато люди будут к тебе относиться без неприязни (хотя некоторые и начнут крутить пальцем у виска). Плохо получается и так и эдак. А потому, конечно, лучше быть злым, но богатым. Есть, правда, случаи, когда вроде поймал клиента на несоответствии требованиям к страховому случаю, а клиент все равно остался недоволен отсутствием изящества в механизме отбора денег. Тогда клиент остается с глубокой обидой на всю отрасль и больше постарается дел с ней не иметь. Так с сестрой моей Таней недавно произошло. Маме, которая уже старенькая, мы купили квартиру в соседнем с сестрой доме. Оформили ее на себя и застраховали от протечек-пожаров в «АльфаСтраховании» (в Сбербанке, где оформляли передачу денег, Тане предложили страховой полис, а она не отказалась — так можно было сэкономить на плате за пересчет купюр). Осенью, когда на верхнем этаже сломалась стиральная машина и протекло не только в мамину квартиру, но и ту, которая была ниже, Таня даже порадовалась — будет на что ремонт сделать. Тем более что и страховщик ее обнадежил. Как вы догадываетесь, денег она не получила. Кто совершенно точно не зря ест хлеб у страховщиков, так это юристы. Оказывается, в полисе был пункт (мелким шрифтом, как мы любим), который обуславливал получение выплат по страховому случаю регистрацией в застрахованной квартире. Что интересно — почему-то страховать квартиру, где не прописан клиент, договор не запрещал. То есть получать премию, заведомо зная, что ничего за это не будет, — это нормально. Или в «АльфаСтраховании» рассчитывали, что Таня своевременно пропишется у мамы? В том числе поэтому у меня сейчас нет особых иллюзий в отношении обмена бланков полисов ОСАГО. Я знаю: все страховщики и их ассоциации будут весной убеждать журналистов и население в том, что все это делается для блага клиентов и не за их счет. И даже готов поверить, что в случае столкновения с транспортным средством владельца поддельного полиса (если бы у меня не было договора каско) могу финансово пострадать. Но в то, что меня не заставят за это заплатить так или иначе, уже не поверю. И накопительным страхованием жизни не заставляйте меня заниматься — даже если инфляция у нас в России превратится в дефляцию. Банки, без сомнения, ведут себя с клиентами честнее. Если что не возвращают — сразу банкротятся. Хотя, если бы, например, в России был создан типовой договор вклада, по которому можно было получать деньги в другом банке (например, с дисконтом), очень скоро появились бы и фальшивые договоры (помните так называемые чеченские авизо в середине 90-х?). А потом, наверное, состоялся бы обмен всех полисов, то есть бланков договоров, в том числе действующих. Потому банкирам, конечно, зазнаваться не стоит. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции Read Full Article |
|
