Пора признать: рыночный эксперимент в России почти провалился. Пришло время трезво посмотреть на ситуацию и ввести новые принципы государственного патернализма и распределения благ — но только для тех, кто сам этого хочет.

Новостная лента принесла два хорошо дополняющих друг друга сообщения. Во-первых, чиновник Минфина Анна Зеленцова на конференции Finfin 2016 поделилась данными общероссийского исследования, согласно которому более 60% россиян не готовы нести ответственность за свои финансовые решения и возможные потери на финансовых рынках. Во-вторых, опрос «Левада-центра» показал, что более половины россиян (52%) считают наиболее правильной экономическую систему, основанную на государственном планировании и распределении. Нельзя сказать наверняка, но, скорее всего, эти 52% в очень существенной степени пересекаются с 60% из первой новости.

Практически половина населения страны хочет, чтобы государство снабжало их всем необходимым и гарантировало их финансовую безопасность, не позволяя совершать необдуманные поступки и подстраховывая на случай неправильных действий. Понятно, что эти люди категорически не вписываются в нормальную рыночную экономику, им тяжело принимать решения, они искренне хотят жить своей маленькой повседневной жизнью, смотреть телевизор, пить пиво и не напрягать лишний раз мозг (38% опрошенных даже не сравнивают условия получения финансовых услуг перед подписанием договора — данные Зеленцовой).

Кто эти люди? Если брать за точку отсчета их финансовые решения, это подавляющая часть «микрокредитных» заемщиков, существенная часть валютных ипотечников, жертвы «пирамид» и различных сервисов по «избавлению от долгов», покупатели косметики в кредит, клиенты форекс-кухонь. В общем, любители халявы, не желающие просчитывать последствия своих действий хотя бы на два шага вперед. Их намного больше, чем кажется: скорее всего, порядка 30—40% взрослого населения страны.

Полагаю, власть не имеет морального права не обращать внимания на этих людей. В конце концов, рыночные принципы сами по себе не обладают никакой ценностью. Они имеют смысл, только если люди согласны их соблюдать, если их соблюдение служит повышению качества жизни подавляющего большинства населения. Если нет, ответственное государство должно прислушаться к своему народу и обеспечить ему то, чего он хочет. В данном случае прислушаться к части народа и исполнить желания этой части, по возможности не затрагивая тех, кто нормально вписался в рынок и не хочет возвращаться в светлое прошлое.

Внимательно присмотревшись к требованиям, желаниям, логике и психике группы населения, о которой мы здесь говорим, можно заметить нечто очень знакомое. Не зря общественные отношения, которые они жаждут, называются патернализмом. Они рассматривают государство как доброго, но строгого родителя, а себя — как его детей, обладающих, впрочем, некоторой самостоятельностью в дозволенных рамках. Проще говоря, мы видим подростков: они уже что-то соображают, получают от родителей и даже могут зарабатывать карманные деньги (но слабо влияют на вопросы распределения семейного бюджета), принимают кое-какие решения относительно своей ежедневной жизни, но практически не несут ответственности за свои действия (или несут ее в очень ограниченных пределах).

В обмен на ограничение ответственности общество ограничивает их и в правах: подростки все-таки должны подчиняться родителям в важных вопросах. Они не могут избирать и быть избранными в органы власти. Не могут совершать сделки на суммы выше определенного лимита. Во многих случаях должны предъявлять согласие родителей на те или иные действия. Это в целом справедливая ситуация — о деталях можно спорить, но мало кто всерьез готов возражать против принципа «низкая ответственность в обмен на ограничение прав».

Тот же принцип логично применить и ко взрослым людям, не желающим принимать на себя ответственность за совершаемые поступки. Вполне разумно было бы ввести специальный статус «защищенного гражданина». Скажем, человек набрал кредитов «до зарплаты» под 500% годовых и не в состоянии их платить, но не хочет, чтобы его доставали коллекторы, чтобы приставы описывали и изымали любимый холодильник или чтобы долги пришлось платить вычетами из зарплаты. Или те же валютные ипотечники: понятно их желание просить доброе государство простить им долги (за счет других клиентов банков или налогоплательщиков), но не потерять квартиру. Если человек обращается к государству за помощью, он должен иметь возможность ее получить, взамен согласившись на статус «защищенного гражданина».

Государство берет под особую защиту (опеку) такого человека, решая его проблемы разумным образом. Плюс предлагает обычное и профессиональное образование, курсы повышения финансовой грамотности и т. п. В ответ человек, во-первых, признает свой долг теперь уже перед государством (под щадящие проценты), а во-вторых, соглашается на уменьшение объема прав — примерно до уровня объема прав подростка. Это означает, что в будущем «защищенный гражданин» не имеет права без одобрения госкуратора заключать сделки определенного типа и объема (брать кредиты, покупать акции и т. п.), а также совершать крупные бытовые покупки и продажи. Кроме того, все доходы этого человека поступают в счет погашения его долга перед государством, а сам он получает что-то вроде стипендии на «карманные» (в данном случае бытовые) расходы, но в размере не более своего дохода. Естественно, он теряет избирательные права.

Выход из «защищенного» статуса возможен только после полной выплаты долга государству. Впрочем, тут можно предусмотреть систему «бонусов». Скажем, часть долга может списываться за успешную сдачу экзаменов по финансовой грамотности, за получение высшего образования и прочие достижения, показывающие, что человек стал более серьезно относиться к своим решениям и их последствиям.

Стоит подчеркнуть еще раз: переход в «защищенный» статус — дело добровольное. Человек может сам решать свои проблемы или объявить о банкротстве, лишиться большей части имущества и начать с нуля, не отдавая себя в руки кураторов. Это личный выбор каждого: кому-то важны его права, кому-то — спокойная жизнь под крылом государства-отца, строго присматривающего за тем, чтобы человек не совершал глупости, и прощающего за ошибки, которые все-таки удастся совершить.

Для свободных людей с независимым мышлением и умением принимать решения такая жизнь может показаться унизительной и недостойной современного человека. Но это лишь гордыня: на самом деле миллионы людей совершенно искренне мечтают переложить на кого-то свои проблемы и отказаться от ненужных и часто непонятных прав, лишь бы им не мешали спокойно жить. Бросать этих людей в холодный и жесткий мир рынка — намного большая жестокость, чем лишить их права голоса на выборах и возможности влипнуть в очередную неприятность с кредитом.

С другой стороны, постоянно отнимать доходы самостоятельных и активных граждан, перераспределяя их то в «страхование вкладов», то в «социальную поддержку», то в налоговые вычеты, то в прочие механизмы защиты, действующие на всех без разбора (а потому очень дорогие), — неэффективно и вредно для экономики. Если ограничить защиту только теми, кто в ней реально нуждается и сам об этом заявляет, система станет намного дешевле и эффективнее. Получается, что выиграют все — и «пассивные», и «активные», и общество в целом.

Read Full Article

Одним из главных вопросов, которым задаются публичные экономисты с конца осени 2015 года, является проблема привязки национальной валюты к стоимости нефти. Рубль действительно во многом следует за нефтью. Хотя практика ноября – декабря 2015 года показала, что в некоторых случаях наша валюта может и укрепляться даже на падающих ценах на сырье, бурное начало 2016 года подтвердило: цены на нефть – лишь катализатор проблем национальной валюты. С ее очередным падением обнажилась масса других проблем, уже чисто внутренних. Экс министр финансов Алексей Кудрин считает, что экономике вообще и рублю в частности помогут не антикризисные планы, а структурные реформы. И он во многом прав. Глава «Роснефти» Игорь Сечин полагает, что России нужно наращивать свое международное влияние, в частности на рынок нефти. Россия – второй поставщик нефти в мире после Саудовской Аравии, а после фактического самоустранения ОПЕК как регулирующего института на рынке начался хаос, приведший к рекордно низким за последние 12 лет ценам. И он тоже во многом прав. Истина же, как водится, скорее всего, где-то посередине.

Анализ зависимости динамики стоимости рубля от нефти и других сопутствующих факторов показывает, что курс национальной валюты «слушается» нефтяных цен по трем основным причинам. Это цены на нефтяные активы и их доля в ВВП, что более чем очевидно. Это особенности российского бюджета – 2016, сверстанного из расчета среднегодовой цены нефти 50 долларов за баррель и планово-дефицитного. И наконец, это структура экспорта и динамика внутреннего потребления. Пока все эти три фактора (включая цены на нефтяные активы, потерявшие от резкого падения цен на нефть значительно меньше, чем, скажем, металлургические компании, – 1,5% от курсовой стоимости против в среднем 5%) играют против рубля.

2016 год начался с заявлений о секвестре бюджета на 10%, в тот же день почти 10% потеряла и национальная валюта. Геополитический фон оставался умеренно напряженным, потому рублю и удалось укрепиться до отметки в 80 рублей за доллар, однако нестабильность цен на нефть и не слишком впечатляющая макроэкономическая статистика России в 2015 году давят на курсовую стоимость российской валюты, определяя ее повышенную волатильность и приближая очередной обвал.

Самыми ликвидными ценными бумагами, включая евробонды, являются долговые бумаги ресурсодобывающих компаний, в том числе и нефтянки, – в первую очередь потому, что доля ресурсов составляет порядка 80% российского экспорта. С этим фактом в ближайшие 3–5 лет ничего не поделаешь. Поделать что-то можно с внутренним рынком и внутренним ценообразованием.

В частности, цены на природные ресурсы внутри страны устанавливаются в соответствии с международным экономическим паритетом, то есть в долларах. А внутренние расчеты происходят в рублях. Оттого не работают внутренние тарифы, растет инфляция, падает рентабельность обрабатывающей промышленности и снижается уровень потребления.

Изменить эту ситуацию правительство пыталось в ноябре 2015 года инициативой о двойной системе определения цен на ресурсы. Предполагалось внедрение системы по образу и подобию Саудовской Аравии, валюта которой привязана к доллару, и девальвации там не было. Резко истощавший бюджет и рост его дефицита на внутреннем рынке никак не отразился – правда, Саудовская Аравия впервые в истории вышла на долговой рынок, но перспектив там у нее больше, чем у России. Саудовские евробонды после слабого подъема на положительной динамике нефти снова торгуются в минусе.

Попытки российского правительства повторились в декабре 2015 года, однако пока результатов нет. Устранение валютных индикаторов при перевалке нефти особо не помогло, а с металлургами договориться не удалось. Проблема этой инициативы – сугубо рыночная. При такой системе ценообразования поставщикам сырья будет значительно выгоднее все продавать за рубеж, даже по сниженным ценам, что неминуемо приведет к дефициту сырья на внутреннем рынке. К слову, в 2012 году такие инициативы уже имели место быть в отношении нефтепродуктов и привели к дефициту бензина в некоторых регионах России.

За 2015 год была озвучена масса возможных решений этой проблемы: от возвращения к плановой экономике в отношении природных ресурсов до объявления всевозможных мораториев на внутренние цены. Все они имеют свои плюсы, но и свои минусы, главным из которых является по факту снижение стимула для ресурсодобывающих компаний работать на внутреннем рынке. В итоге «воз и ныне там» и вряд ли сдвинется без внешних предпосылок, коими могут стать положительные изменения в экономике. Получается замкнутый круг: ресурсами мы не управляем, потому что слабый рынок, а рынок остается слабым, потому что мы не управляем внутренним рынком природных ресурсов. При этом цены на ресурсы во всем мире падают, и потому ждать улучшения экономической конъюнктуры не приходится.

В настоящее время, пожалуй, все зависит от того, насколько удастся оживить внутреннее потребление. Повышение объемов внутренних закупок – компромиссное решение для ресурсодобывающих отраслей, им выгоднее поставить сразу много, но дешевле, чем меньше, но по внешним контрактам и дороже. Годятся любые средства – от фискальных, которые активно обсуждаются с начала 2013 года и упираются в необходимость повышения налогового бремени, вопреки здравому смыслу, до регулятивных (решение об обязательной поставке российскими нефтяными компаниями более 40% нефти на внутренний рынок до сих пор не принято). Если эти процессы будут запущены, они обязательно найдут свое отражение в индексе PMI, который у России падает третий год подряд. Похоже, это и есть путь к «освобождению» рубля от нефти и его укреплению и, соответственно, к началу выхода из кризиса, раз антикризисные планы ничего, кроме дополнительных расходов из бюджета, пока не принесли.

Опасность в другом – если все же рубль перестанет «слушаться» колебаний нефти, а мировые цены «отскочат» до 60–70 долларов за баррель, не случится ли новой девальвации, уже в связи со слабой структурой экономики? Если внутреннее потребление оживет, а цены на сырье вырастут, не станет ли это катализатором новой девальвации рубля, так как при высоких ценах никакие моратории и регулятивные средства внутреннее рублевое ценообразование не удержат? К тому же переориентирование на внутренний рынок чревато ростом инфляции и снижением валютных поступлений в страну, что в случае увлечения оживлением внутреннего рынка может стать бомбой замедленного действия – при насыщении отложенного спроса начинаются инфляционные процессы.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

Read Full Article