— Я загадал. — сказал он, опрокинув в себя стопку коньяка. Его лицо слегка искривилось, словно алкоголь причинил ему боль, но он затянулся сигаретой, и лицо его приобрело прежний вид. — Ну, так что?
— Это человек? — спросил я, медленно приподнимая свою рюмку и не решаясь влить в себя эту горечь.
— Да.
— Реальный человек?
— Ага.
— Ныне живущий?
— Нет. Он умер.
Я выпил коньяк, отпил немного колы и подкурил сигарету.
— Умер в 20 веке? — спросил я.
— В двадцатом.
Я задумался.
— Этот человек связан с искусством?
— Именно этот — нет.
— А его деятельность с искусством связана?
—  Нет, — сказал он, разливая коньяк по рюмкам.
— Политика?
— Неа.
— Наука?
Он поставил полупустую бутылку на стол и ответил:
— Очень близко.
— Он европеец?
Мой друг отрицательно покачал головой.
— Американец?
— Да. Выпьем?
Мы выпили. Я знал, что человек, которого загадал мой друг, был американцем. Он связан с наукой, и он умер в двадцатом веке.
— Это…— я не успел закончить, так как дверь подвала отворилась и вошла Ника — девушка Андрея, загадавшего Томаса Эдисона. А я почти был уверен, что это Эдисон.
— Можно я посижу с вами? — спросила она, спускаясь по лестнице. Лампочка, висящая на стене возле нас, освещала лишь часть подвала, и я боялся как бы Ника не споткнулась в темноте.
— Конечно, — ответил я, хотя по лицу Андрея я понял, что он недоволен. — Выпьешь?
— Выпью. Вы чем занимаетесь?
Андрей сидел молча, словно отключился от реального мира. Я разлил всем коньяка и поджег ей сигарету.
— Я пытаюсь отгадать персонажа.
— Человека. — поправил меня Андрей.
— Да, человека.
— Что уже известно? — спросила Ника, затягиваясь.
— Он американец. Он связан с наукой и умер в двадцатом веке. 
— Чарли Чаплин? — спросила она.
— Ты ебанутая? — Андрей влил в себя коньяк. — Чарли Чаплин связан с наукой?
Я тоже выпил.
— Блин, ну я не услышала, что он связан с наукой, чо ты сразу агришься?
— Боже, завали ебало, Ника.
— Сам завали ебало, Андрей! — она проглотила коньяк, покраснела, и я любезно подал ей стакан колы.
— Давайте не ссориться, — сказал я, — этот человек что-то изобрел?
— Нет.
— Это Томас Эдисон? — спросила Ника с таким видом, будто ей в голову только что пришла гениальная мысль.
— Ты орешь, Ника, или ты реально такая тупорылая?
Она не ответила.
— Тааак, — игра мне немного надоела, голова заметно потяжелела. — этот человек…он связан с космосом?
— Да, — улыбнулся Андрей и потянулся за бутылкой.
— Это Луи Армстронг? — полушепотом спросила Ника, глядя не на Андрея, а на меня.
— Нет, любовь всей моей жизни, но ты была близка.
— Нил. — ответил я.
— Блять, ну наконец-то. Что-то ты тупишь сегодня.
— Я уже пьяный…
Мы выпили еще по рюмке, и я почувствовал, что, наверное, мне сегодня хватит. Ника рассказывала историю, которую я уже слышал. О ее бывшем однокласснике, который попал в секту. По рассказу я понял, что он просто перестал пить и начал ходить в протестантскую церковь.
— Ну и че? — спросил Андрей, глядя на нее. — Ну не пьет чувак, это значит, что он сектант?
— Если так посудить, — вмешался я, — христианство это тоже бывшая секта.
— Меня пугает слово «секта»…
Было за полночь. Немного клонило в сон, но мне не хотелось уходить, так как из-за работы Андрея с Никой видеть удается очень редко. Раз в месяц, а то и реже. Поэтому я предложил выпить еще. Никто не возражал. Андрей разлил коньяк, поднял рюмку над столом и заговорил:
— Давайте выпьем за мечту. У каждого она есть. У тебя она есть, Антон. И у тебя, милая, есть мечта. Давайте за них и выпьем.
Рюмки зазвенели и завибрировали в руках. Я выпил и спросил:
— Не секрет, что у тебя за мечта?
— Мне тоже интересно. — добавила Ника.
— Та вам будет смешно.
Мы пообещали, что смеяться не будем.
Он дал нам с Никой по сигарете, подкурил нам и закурил сам.
— Я хочу полететь на Марс. — сказал он после минутного молчания.
Затем молчали мы. Наконец, заговорила Ника:
— Чего, блять? Андрюша, ты ебанутый? Какой Марс?
— Ника …— начал он, но она продолжала:
— Андрюша, знаешь, если у тебя появляется навязчивая мысль…после того как ты въебал бутылку коньяка, то это не мечта, а обыкновенная белка. Марсианин.
Он ничего не ответил.
— Каким образом ты собрался полететь на Марс? — спросил я.
— А ты когда-нибудь слышал про «Mars one»?
— Это чо такое?
— Они типа собираются строить колонию на Марсе.
— Я, короче, спать, ребята. — Ника, явно разозлившись, поднялась из-за стола: — рада была тебя увидеть, Антон.
— И я был рад. — ответил я искренне.
— Не забудь зайти попрощаться, когда будешь улетать, любимый.
Мы молчали. Я раздавил сигарету в пепельнице и спросил:
— Серьезно?
— Ага.
— В смысле? Так ты серьезно, что ли?
— Вполне.
Я не знал, что и сказать.
— А Ника?
— А хули Ника? Она, — он перешел на шепот, — она меня уже заебала. Не настолько, конечно, чтобы сваливать от нее на Марс, но все равно заебала.
Он налил еще.
— Ну. А это как вообще?
Он молчал, словно собираясь с мыслями, а затем сказал:
— Ну, как бы уже все решено. Им вообще похуй, кто ты: чем ты занимался, есть ли у тебя научная степень, нет ли у тебя проблем с сердцем или чего-то в этом роде. Я разговаривал-то с ними всего два раза, по скайпу.
— Что за бред?
— Может, и бред, но они оформили мне визу, сделали все документы. Через месяц — в путь. Еще три месяца подготовки какой-то и все, я в экспериментальной группе. — внезапно он расхохотался и я подумал, что это была лишь дурацкая шутка. — Это пиздец, конечно, Марс…
— Так ты шутишь? — спросил я.
— Нет. Просто согласись, что это пиздец.
— Ну, как бы да, это пиздец.
Мы помолчали. Он потянулся за бутылкой, собираясь разлить еще коньяка, а я не мог придумать, что сказать. Как часто ваши друзья улетают на Марс? Что вы говорите им в такие моменты?
— Ну…— начал я, когда горечь во рту сменилась вкусом колы. — Что ты там будешь делать?
— Хуй его знает. Колонизировать Марс. — он снова заржал. — Только одно немного пугает…
— Всего одно?
— Да харош тебе. Пугает, что это скорее всего шоссе в один конец. Типа не будет никаких вариантов вернуться. Представь, сидишь ты себе в корабле, который пиздует на Марс, смотришь в иллюминатор и видишь Землю. Огромную, светящуюся, смотришь и думаешь, что это фотошоп. А потом раз — и осознаешь, что ты хер знает где, летишь черт знает куда и понимаешь: хуй ты вернешься и никакой это не фотошоп. Тут и патриотизм может проснуться, мол…как это так, родную землю никогда не увидишь. Ведь кто его знает, что психика может выкинуть в такой момент…А вдруг я начну орать, мол, заберите меня обратно…А хотя нет, все это хуйня. Мне кажется, осознание того, что я буду ходить на другой планете…мне кажется эта мысль все перевернет.
Он налил еще и снова подкурил сигарету.
— Ебать. — и это все, что я мог сказать. — А Ника?
Он скривился.
— А хули Ника? Мы с ней год живем, а не двадцать. Погорюет и найдет кого-то. Если вообще будет горевать. Хуйня это все. Если твоя половина мешает тебе исполнить твою мечту, то нахер она такая нужна? Половинка в смысле, а не мечта.
— Ты все-таки ненормальный.
— Мечтатель, я попросил бы.

Молчание поразило темный подвал. Я не знал, что сказать, а Андрей, похоже, больше говорить не хотел. Я смотрел на его лицо, освещаемое лампой, и пытался уловить хоть какой-то намек на улыбку. Но ничего не было. Его лицо оставалось серьезным и грустным.
— Ладно, братан, — сказал он, поднимаясь, — я думаю мы с тобой еще поговорим об этом.
Я тоже поднялся.
— Да, буду идти уже…
На прощание мы даже обнялись, но о Марсе я не спросил ни слова, все еще надеясь, что это шутка. Затем я пошел домой.

***

Всю следующую неделю я занимался переводом нового романа какого-то польского Бегбедера. Я перевел почти половину, ни разу даже не задумавшись о том, кто может читать это говно. С другой стороны мне было все равно. Андрея я встретил одним ранним утром, когда выходил за сигаретами. Рукопись с переводом нужно было отдать через неделю, а работы осталось дня на три, не более. Поэтому я решил немного отдохнуть. Андрей шел из военкомата, держа в руках стопку каких-то документов.
— Если найдешь место хуже военкомата, — сказал он, — обязательно дай мне знать.
— У тебя есть время?
— Сегодня я целый день свободен. Послезавтра я съебываю.
— Ты же говорил, через месяц…
— В таких делах сложно что-либо спланировать, братан. — он улыбнулся.
— А Ника?
— А хули Ника? Мы расстались. Курить будешь?
— Не куришь? Красавец!
— Какой раз уже бросаешь? Ну так чо?

Было решено идти ко мне. Я нашел двухлитровую бутылку из-под пива, а затем перерыл всю квартиру в поисках литровой. Заглянул даже туда, куда ни разу не заглядывал, но маленькой бутылки не было. Я попросил Андрея сбегать в магазин и купить воды. Пока он ходил, я немного убрался в комнате. Сложил документы и листы с переводами в шкаф, протер стол, собрал с пола пачки из-под сигарет, застелил постель, накрыв ее покрывалом, на котором была изображена крутая тачка. Прежде чем он вернулся, я поставил кофе и успел проебать момент, когда он вытек на плитку, залив конфорку, после чего она перестала работать. Я поставил кофе на другую и стал над ним, ожидая.
— Лол. — сказал Андрей, входя на кухню с литровой бутылкой лимонада. — Рахит…
— Бывает.
Я не смотрел на Андрея, зная, что кофе, попадая в турку, приобретает некоторые зачатки разума и все его естество состоит только из желания убежать. Но в этот раз я не дал ему съебаться, а дождался пока он сварится, затем разлил его по чашкам, где он терял разум и превращался в обыкновенный напиток.
Он пил кофе, еле прикасаясь губами к чашке, а я резал бутылки. Вылив лимонад в раковину, я срезал низ, а затем отрезал верх большой бутылки. Наполнив низ водой, я поставил его на стол, чуть не опрокинув свою чашку. Я думал о том, что, может быть, вижу Андрея в последний раз. Но мы оба откладывали разговор. Слов пока не было. Если они вообще появятся.
— Ника, наверное, с ума сходит…— сказал я, надевая на литровую бутылку колпак из фольги.
— Харэ, чувак, давай не о ней.
— Окэ…
Пробив несколько дырок в фольге, я опустил верх в большую бутылку с водой и пошел в комнату за драпом. Он лежал в книге Тургенева, которую я никогда не читал.
— Послезавтра, говоришь? — сказал я, всыпая траву в колпак глубиною с Марианскую впадину.
— Да. Чувак, это не слишком приятная тема…ты будто провожаешь меня в последний путь. Мне знаешь что интересно? — Он втянул желтый, почти коричневый дым и даже не закашлялся.
— Что?
— Ты-то о чем мечтаешь? 
Я задумался, а затем тоже хапнул и закашлялся, чуть не выплюнув легкие.
— А я даже и не знаю…
— В смысле, не знаешь?
— Ну…— самая первая мысль, что пришла в голову, была о том, что нужно поменять квартиру, но разве такая мысль тянет на мечту? — Не знаю.
— Выпали мне еще один.
— Окэ.

Мы переместились в комнату. Я врубил старый ящик и улегся на полу. Андрей лег на диван и комментировал передачу о животных.
— Слышишь, — сказал он. — Хочешь анекдот?
— Давай.
— Нет, скажи хочу. Хочешь анекдот?
— Хочу.
— Идет мужик по пустыне. Видит — копье лежит. Ну, он взял его и думает «Вдруг пригодится». Через год возвращается, кладет копье обратно и говорит: «Не пригодилось».
— Я его уже слышал.
— Ну ладно. Ну, так что, какая у тебя мечта?
— Да не знаю я…
— Антон, ты понимаешь, насколько это тупо? Это ж самое главное, что может быть. Я ради своей бросаю все. Бросаю девушку, бросаю родителей, бросаю друзей, бросаю Землю…
— Извини, бро, — сказал я, — но по-моему это чисто твои проблемы, что ты всех бросаешь и уебываешь хуй знает куда хуй знает зачем.
— Ты хочешь сказать, что ты смог бы так же?
— Нет, не смог бы. А сказать я хочу, что мне оно нахуй не надо. И тебе тоже. И Нике тем более.
— А хули ты все время за нее спрашиваешь? Я свалю, можешь замутить с ней, мне вообще поебать.
— Че ты несешь-то вообще? — Я поднялся, встав над ним. — Совсем ебанулся?
Он сел на кровать, уставившись в пол.
— Не так мы должны были попрощаться, братан.
Я сел рядом.
— Извини.
— Я в отеле живу второй день, — сказал он, успокоившись. — Не послезавтра улетаю, а сегодня. Самолет через шесть часов. Надо идти, нужно поспать. — он поднялся и вышел из комнаты.
— Слушай, — сказал он, обувшись, — у меня к тебе просьба есть одна, наверное, последняя.
— Конечно, братан.
— Ника уехала к родителям, дома кот остался. Она психанула, а я тоже психанул и в отель съебался, чтоб вдруг не встретиться с ней еще раз, если она вернется. Заберешь кота? На память типа.
— Конечно...Давай я с тобой в аэропорт?
— Не, брат, тяжело прощаться.
Он дал мне ключи и обнял меня. Слезы наворачивались на глаза, слава богу, что в прихожей было темно и слез моих видно не было.
— Ладно, — сказал он, — пойду куплю чо похавать, прощаться не будем.
Он ушел, я закрыл дверь и впервые за много лет заплакал.

Из дома я вышел лишь когда стемнело. Еще покурил, чтобы было не так тоскливо, взял ключи и пошел. Его дом находился в частном секторе, совсем рядом с моим, поэтому дошел я быстро, минут за пятнадцать. Как-то странно было открывать эту дверь самому, обычно ее открывал он или Ника, открывали ее изнутри, а я открывал ее снаружи и понимал, что все перевернулось, что все будет иначе. Наверное. Я вошел, включил свет и сразу же увидел Гарика — жирного рыжего кота. Он лежал на столе и смотрел в закрытое окно.
— Привет, дружище, — сказал я, — скучал?
Я погладил его, он муркнул и начал тереться о мою руку. Первым делом в шкафу я нашел корм, насыпал рыжему полную тарелку и решил сварить себе кофе. Пока кот хавал, я поставил на плиту большую турку и присел.
— Не чавкай, — сказал я коту, — некоторые люди этого не любят.
Но ему было похуй, он продолжал чавкать.
Но то, что произошло дальше, не вписывалось вообще никуда. Мой лучший друг свалил в Америку, откуда собрался лететь на Марс. Так себе ситуация, попахивает чем-то психоделическим, согласитесь, ситуация слегка вываливается за рамки обыденности. Я услышал крик. Женский крик. Из подвала, вход в который находился как раз рядом с кухней. Я даже не был способен думать, я просто подпрыгнул и сразу же побежал вниз. Там было темно, лампочка не горела, но я слышал чье-то тяжелое дыхание.
— Эй…
— Помоги мне! — кричала женщина, и я узнал голос Ники.
Свет из кухни освещал лестницу и кое-как я спустился, не сломав себе хребет.
— Сейчас…сейчас, Ника. — говорил я, пытаясь нащупать лампочку. Я прокрутил ее вправо и увидел Нику. Ее руки были привязаны к батарее у дальней стены.
— Сейчас…сейчас, — повторял я. — Она была в синяках и в кровоподтеках. Я гладил ее заплаканное лицо и пытался развязать веревки. — Я возьму нож, Ника, я сейчас вернусь. Все хорошо.
Она ревела и просила не оставлять ее.
Я выбежал из подвала. Кот продолжал чавкать, я схватил нож и побежал обратно.
Когда я разрезал веревки, она кинулась на меня и обняла так крепко, что я упал и ударился головой о бетонный пол. Она дрожала, тряслась и плакала. Тут я услышал звук, как будто кто-то залил воду в огонь.
— Что это? — дрожащим голосом спросила она, прижавшись ко мне еще крепче.
— Кофе убежал. — ответил я.