Я гнал машину. Очень быстро гнал.
Я убегал от грёбанной погони.
В шестой я раз с психушки убегал.
И в этот раз догнать им не позволю.

Неслись из радио никому не известные слова Высоцкого. Это было в тему.

Я очень быстро гнал на угнанном мною седане. Я угнал его с полчаса назад с автозаправки. Я всегда был законопослушным гражданином, но в этот раз мне пришлось нарушить требования персонала и пару статей из уголовного кодекса. Просто никто не знал, насколько я опасен миру. Никто. Только я. Но они упекли меня в психушку. И если, хотя-бы, в палату для буйных, а то ведь в палату общего режима. Ну, вот я и сбежал. Как могло быть иначе?

Куда я гнал? Честно говоря, в тот момент я ещё не решил окончательно, но на мокром асфальте я увидал огромную черепаху, лежащую на спине. Увидал поздно. И свернул резко. Автомобиль прорвал жестяной отбойник, мой седан вылетел с трассы и упал на крышу. Меня блокировало. Вот тут я и почувствовал примерно тоже, что, должно быть, чувствует черепаха, перевёрнутая на спину.

В темноте ночи, на трассе появились огни. Догонят, - безысходно решил я. Свет стал совсем ярким, капли росы и крови заиграли радужными бликами на стекле, покрытом паутиной трещин. Я не мог их видеть, но хорошо слышал. Машину качнули. Тёмный силуэт в радужном ореоле электрического сияния склонился надо мной. В шею укусил комар…

Вечерело. Я стоял у окна общей палаты и смотрел на фонтан во дворе больницы. С другой стороны, у окна сидела полоумная старушка и рисовала карандашом на картонке. Я никак не мог вспомнить как давно я здесь. Ни, как давно я в больнице, ни, как давно я стою у окна и смотрю на фонтан. Я лишь помнил, что не должен быть со всеми, и не понимал, почему я снова здесь, или, всё ещё здесь.

Вы что-нибудь слышали о рекурсивной шизофрении?! Нет? Разумеется. Я её придумал. Я написал научную работу, способную перевернуть мир современной психиатрии. Но они мне не дали опубликовать её, и я сошёл с ума. Я стал опасен. И я сам сообщил им всем, что я опасен, но они упекли меня сюда. К старикам и неврастеникам.

Я увидал, что из машины в саду вышел водитель и направился в сторону корпуса персонала, не выключив двигатель. Ссать пошёл. А сдвижные ворота были полностью открыты, и два дееспособных дурачка выковыривали алюминиевыми ложками раскатанные и высушенные трупы лягушек из направляющей ворот. У меня одна минута, решил я и побежал в сад. Две двери, два пролёта, холл, парадная, фонтан, машина, газу! Дурачков не задел. Слава богу!

Я быстро гнал на угнанной из психушки карете. Я уже несколько часов летел с мигалками по безлюдной трассе, как вдруг, кончился бензин. На уровень топлива я не смотрел. Очень нервничал и упустил этот момент из виду. Я выключил мигалки и свет. Безлунная темнота поглотила восприятие. Я на некоторое время перестал существовать. Лишь пощёлкивание остывающего нутра автомобиля как-то определяло осознаваемое пространство.  У горизонта блеснули фары. Опять догонят, - подумал я и решил спрятаться в кусты. Я сбежал с дороги в открытую степь, но спрятаться было негде. Кроме редкой ковыли нет никаких крупных растений. Тогда я просто побежал прочь от дороги.

Я был уже на приличном отдалении, и горизонт уже задел рассвет, когда я увидал, как две машины, не снижая скорости, пронеслись мимо одинокого фургона «скорой помощи». Они гнались не за мной. Вероятно, они вообще не гнались, а просто ехали по своим делам, а все мои страхи, лишь воспоминания о психушке.

Можно было вернуться к машине, но я решил продолжить идти на рассвет. Мне показалось, что рассвет зависит от моего движения, глупо, но мне так показалось. Я поспешил к солнцу. Как ни странно, но мои глупые выводы о рассвете подтвердились: всё время, что я шёл, солнце уверенно всходило. А когда я устал и остановился, солнце неподвижно зависло в зените, в ожидании моих действий.

Было очень жарко и хотелось пить. Но воды вокруг нет, вокруг вообще ничего нет. Вода есть в карете на дороге. Там же, я видал и контейнеры с глюкозой, - не еда, но какой-никакой выход. Я повернул назад. Чем быстрее я двигался, тем быстрее вечерело и становилось прохладнее и комфортнее, я обретал силы и бежал быстрее. Наконец, я вернулся к фургону, к моменту, когда солнце полностью село там-же, где и взошло, и ночь окутала меня. Через пару минут мимо пронеслись два автомобиля. Это их я видал издали.

Изучив содержимое машины, я не обнаружил даже термоса с чаем. Только полбутылки дистиллированной воды для аккумуляторов, и четвертьлитровый контейнер с глюкозой. Я выпил воду, повесил пакет с глюкозой и воткнул иглу в катетер. Усталость, малость, отступила, но сон не приходил. В аптечке я нашёл ампулу с полустёртой надписью «..тамин». Я не был уверен, что это именно тот препарат, который мне был необходим, но я очень хотел спать.

Вечерело. Я стоял у окна общей палаты и смотрел на фонтан во дворе больницы. С другой стороны окна сидела полоумная старушка и рисовала карандашом на картонке.
- Как давно я здесь? – спросил я у неё.
- Вы здесь были до меня. А мне лет уже много. - И она показала рисунок.
На рисунке, я, совсем юный. Я так и не понял, сколько я здесь. И почему. Почему меня всё время догоняют и возвращают. Зачем я им?

Я решил: если не угонять машину самому, то и за мной гнаться не станут. В понедельник, в банный день, я пробрался в кладовку, в которой стояли телеги для использованного белья, его стирали за пределами больницы. Я залез в полупустую телегу и зарылся в белье. План был великолепным, но телегу несколько раз догрузили в течении пары часов, а обоссанное бельё очень тяжёлое. Огромная масса белья расплющила меня. Я сам стал тряпкой, мокрой и обоссанной. Я устал и отключился.

Я очнулся от того, что вечерний бриз и прибой играли моим полуживым телом. Использованное бельё, оказывается, не стирали, видимо из соображений безопасности, а сваливали прямо в море с пирса. В море нестиранного белья из психушки я и обнаружил себя.

У пирса была лодка, я еле дополз до неё по морю ссаного белья и влез. Некоторое время пришлось толкать лодку веслом как шестом, отталкиваясь от белья, как от вязкого дна. Клянусь, я пару раз задел разбухшие трупы психов, бежавших до меня. Жутковато. Но когда лодка заскользила по чистой воде, я расслабился. Я оставил вёсла, и, осмотревшись, обнаружил генуэзскую оснастку с пригодным парусом, и запас вяленой селёдки и рома. Я быстро наладил парус, как раз к утренней моряне: широкие шверты и подбитая генуя, позволяют ходить остро к востоку.

Я проделал всю человеческую работу и отдал бразды ветру. Лодка бодро царапала синюю спину моря. Вот теперь они не догонят, - решил я. Я позагорал и поел немного селёдки. Зря, конечно, но, последнее время, кроме глюкозы я ничего не употребил, - голод донимал. Голод не тётка, а солнце в море - не кепка, башку печёт, а воды нет. Да. В какой-то момент я перегрелся, сознание помутилось, и я поел снова селёдки, но теперь залил её хорошей бутылью сладкого рома.

В лазарете всегда испытываешь двойственное чувство: с одной стороны, в лазарете тихо и можно даже размышлять; с другой, если ты обнаружил себя в лазарете, что-то не так с тобой. У меня, похоже, было пищевое отравление: свинцовая тяжесть в желудке и вкус марганцовки на губах. Странно. Я размышлял так, как будто уже не раз бывал в лазарете, а в самом деле я был здесь в первый раз. И я не помнил, как сюда попал. Но я помнил, что должен бежать.

На стойке висели два контейнера с глюкозой. Я воткнул оба шланга в свой многопортовый катетер и прилёг обдумать план побега. Капли раствора капали с разными темпами, занятно синкопируя. По жилам разлилось тепло. Много тепла. Я перевёл взгляд с капель на надпись на контейнерах. «Глюкоза», на одном и «зокраН» на другом. Блять! Какой я невнимательный, там один контейнер с глюкозой, а другой с наркозом. Я приподнялся, чтобы отключиться от системы, но отключился.

Очень неприятно неожиданно обнаружить себя за рулём грузовика, во время движения. Сколько раз я говорил себе: - нужно следить за уровнем глюкозы, а то можно заснуть. Я посмотрел на зеркало заднего вида, на нём висел контейнер с надписью «зокраН». А в зеркале я увидал лодку в кузове своего грузовика. Я не помнил, кому её вёз, и куда. Но это кратковременно. Я помнил это.

В этот раз я помнил о топливе и остановился залить баки. Передо мной у кассы полоумная старуха требовала, чтобы откачали полгалона бензина из её бака обратно, так как сонный продавец округлил до целых галлонов, не спросив у покупателя. Её седан тарахтел с открытой дверью, занимая единственную колонку. Вдалеке, где-то на шоссе заплясали красно-синие сполохи.

Вот тут я и вспомнил, что должен бежать. Я сел в седан и дал по газам. В зеркала, я увидал, как машины с мигалками остановились у бензоколонки. Я ухмыльнулся и повесил на зеркало четвертьлитровый контейнер с наркозом, я прихватил его с собой. Теперь главное подольше не просыпаться и подальше уехать. В этот раз все шансы есть. Я настроил радио. Единственным каналом было полуподпольное радио, где крутили неизвестные вещи известных людей.

… а сейчас вы впервые услышите неизвестную песню Владимира Высоцкого – «Побег».

Я гнал машину. Очень быстро гнал.
Я убегал от грёбанной погони.
В шестой я раз с психушки убегал.
И в этот раз догнать им не позволю.